Мне просто всегда интересно, как поэт читает свои стихи. Но, конечно, это трудно бывает объяснить. Знаешь, есть такой Алексей Эйснер. Он приезжал лет 27 назад в город Х. и выступал в ДК связи, где наш театрик был, с рассказом о Цветаевой, читал "Крысолова", который тогда ещё не был у нас опубликован. Потом ему задавали вопросы всякие, и я спросила, слышал ли он, как Цветаева читала стихи, вообще, читала ли она дома вслух при нём. Оказалось, он слышал лишь совместную декламацию с сестрой. Он сказал, что это был лепет! Они лепетали стихи в два голоса. Тогда была такая мода. Это ещё в Крыму, до всего. А потом, уже во Франции, он часто бывал у них дома, но стихов никогда больше от неё не слыхал. Он же был из Союза Возвращения, и она их не одобряла, мягко говоря. Ещё сказал, что она разговаривала, и вообще вела себя так, будто бы перед ней постоянно стоял треножник, горел сященный огонь, курился дым...
no subject
Мне просто всегда интересно, как поэт читает свои стихи. Но, конечно, это трудно бывает объяснить. Знаешь, есть такой Алексей Эйснер. Он приезжал лет 27 назад в город Х. и выступал в ДК связи, где наш театрик был, с рассказом о Цветаевой, читал "Крысолова", который тогда ещё не был у нас опубликован. Потом ему задавали вопросы всякие, и я спросила, слышал ли он, как Цветаева читала стихи, вообще, читала ли она дома вслух при нём. Оказалось, он слышал лишь совместную декламацию с сестрой. Он сказал, что это был лепет! Они лепетали стихи в два голоса. Тогда была такая мода. Это ещё в Крыму, до всего.
А потом, уже во Франции, он часто бывал у них дома, но стихов никогда больше от неё не слыхал. Он же был из Союза Возвращения, и она их не одобряла, мягко говоря. Ещё сказал, что она разговаривала, и вообще вела себя так, будто бы перед ней постоянно стоял треножник, горел сященный огонь, курился дым...